— Ничего себе — месяц! Мне на следующей неделе надо.
— Нереально.
— Я так и думал, что нереально. Поэтому тебе и позвонил. Может, ты купишь — я подешевле отдам.
— Мне-то зачем? Мне пока хватает. А прибавления в семействе не предвидится. Нет, то есть я-то еще мог бы, да жена, наверное, не согласится…
— Перепродашь потом.
— Логично. А что значит — подешевле?
— Ну, моя двухкомнатная стоит тысяч сто тридцать-сто сорок. Тебе отдам за сто — сто десять.
— Сначала нужно говорить: сто десять, а потом, если я не соглашаюсь: сто, — научил Сердцев. — А насчет верхней планки, это весной твоя конура столько стоит, если какой-нибудь… нестабильный заинтересуется… За сто десять продать можно, и то, если не спешить. А я… ну… за восемьдесят возьму. Чтобы тебя выручить.
— Уж ты выручишь… Девяносто.
— Восемьдесят пять.
— Идет.
— Тогда, если завтра плотно займемся, где-нибудь к пятнице-субботе оформим.
— Нет, — испугался я. — Мне ко вторнику надо.
— В карты продулся? Погоди, ты скажи, если у тебя проблемы, может, вместе посоображаем? Старики должны держаться вместе. На тебя никто не наезжает?
— Нет особых проблем. Все в пределах нормы. Просто надо.
— Понял, не дурак. Но до вторника не успеть. В одном БТИ три дня провозятся. А еще в домоуправлении надо справки брать, а еще в налоговой. До вторника даже на самолете не успеешь…
Я заметно приуныл. Не то чтобы так уж переживал из-за восьмидесяти пяти тысяч рублей, а просто можно же было заранее побеспокоиться. Если уж я такой крутой, то мог бы быть предусмотрительней. Между тем, чуя мое огорчение, Сердцев размышлял вслух:
— …Допустим, в БТИ у меня есть «заточка»… Если… В налоговой тоже можно попробовать… В общем так, восемьдесят! И по рукам. Пять лимонов — на дачу взяток и первичные телеграммы.
— Какие телеграммы?
— Ты сколько классов закончил? Так Бендер говорил.
Я записывал, а Сердцев подробно диктовал, какие справки я должен завтра собрать и куда сдать. Справок получалось — вагон и маленькая тележка. Я запаниковал. Тогда на основных этапах мой приятель обещал меня сопровождать. А основными получались все этапы.
— Откуда ты все правила знаешь? — удивился я. — Прямо как настоящий риэлтер.
В наши времена такого слова не было. Поэтому не уверен, что я его правильно произнес. Я сказал так — «реэлтэр».
— Ну, так! — хихикнул польщенный «челнок». — Приходится осваивать смежные специальности… Ну, до понедельника. Встань пораньше, сделай зарядку, почисти зубы «Блендамедом». Клинические испытания доказали, что он не только зубы, но и яйца укрепляет.
Чертов балагур… Как только умудрился дожить почти до шестидесяти лет и сохранить в себе веселого подростка?
…Ни о какой зарядке в понедельник утром не могло быть и речи. В воскресенье я чувствовал, будто меня постирали в машине и с силой отжали. Я и говорить-то мог с трудом. А в понедельник утром вообще лежал словно деревянная чурка. Придурь дается человеку один раз, но зато так много, что ее до смерти не истратишь. Заработал бы миллион, а потом плавал сколько угодно. Хоть через Тихий океан.
Но именно для таких случаев человеку дается и сила воли.
Стеная не хуже коммуниста на допросе в гестаповских застенках, я доплелся до ванной и минут десять стоял под теплыми струями. Стоя под струями, почистил зубы «Блендамедом». А потом еще по привычке нагишом постоял перед зеркалом. В зеркале отражался человек, переплывавший Обь и вообще умеющий добиваться своих целей, если это нормальные мужские цели, а это редкая, редчайшая способность среди народонаселения страны и даже всей планеты. От такой приятной мысли боль в мышцах и прочих суставах пошла на убыль.
После экологически чистого завтрака жизнь завертелась, словно мячик от пинг-понга, пущенный умелой рукой. Не знаю, играет ли Дима в пинг-понг, но в бюрократических коридорах гуляет, как у себя дома. Через домоуправление он прошел, как Гагарин сквозь редкую облачность. Секретарше, еще ничего себе особе — лет тридцати пяти, просто улыбнулся на ходу, а она уже провожала его юношескую походку долгим завистливым взглядом. Что происходило в кабинете начальницы, не имею представления, но только, завершив короткий прием, та радушно проводила его до дверей, и тут улыбались уже оба. Суровой пятидесятилетней распорядительнице жилищно-коммунальных услуг, которой лично я после одной-двух жилищно-коммунальных встреч старался лишний раз не попадаться на глаза (а если попадался, то подобострастно кланялся), будто в рот всыпали стакан бесплатной малины.
Может быть, жена Сердцева и не согласится на прибавление семейства, зато с другими женщинами проблем бы не возникло.
Бюро технической инвентаризации на улице Трудовой я ненавижу, сколько себя помню. Бычок — смоляной бочок: притронулся рукой и прилип. В БТИ я не был лет десять, но за это время здесь ничего не изменилось. Имеется в виду не интерьер, а выражение тупого, безнадежного ожидания на лицах квартиросъемщиков и квартировладельцев, разбитых на несколько очередей… Не исключено, что десять лет назад за вшивой справкой стояли те же люди.
Одно время мне казалось, что очереди в нашей стране изжили окончательно. Про туберкулез еще при социализме тоже хвалились, что окончательно, а теперь в больницах коек не хватает — уже очередь. Кстати, про туберкулез: говорят, в нашем следственном изоляторе зэки спрессованы плотней, чем быстрорастворимая корейская лапша, но туда, вроде, очередей нет… Нынче летом на Красном проспекте я увидел толпу. Чисто из любопытства поинтересовался. Оказалось, народ стоит в немецкое представительство за визами — то ли насовсем свинтить, то ли проветриться. И вот теперь БТИ… А тут еще жара. Пот и вонь. Филимонов прав оказался, как в воду глядел — холодный дождь кончился в субботу к вечеру, а в понедельник вернулся зной.