В трубке заквакал знакомый до тошноты голос Валентины Филипповны Клепиковой. С чего я взял, что это Катя?
— Сколько времени? — спросил я, откашливаясь.
— Почти двенадцать.
Вот именно, Катя в это время не звонит, но спросонья мне показалось, что я проспал до вечера.
— Ты, что ли, еще спишь? — догадалась бухгалтерша.
— Нет, Так, задумался… Что новенького?
— Ничего особенного… Встретимся сегодня?
Как только из трубки прорезался голос бухгалтерши, я начал соображать, как бы потолковее отмазаться от свидания, но голова спросонья варила неважно.
— Э… сейчас соображу, — я пытался выиграть еще пару мгновений, продолжая в задумчивости прочищать горло покашливаниями.
— Ты что, заболел?
О, идея!
— Так, слегка. Простыл, что ли…
— В такую жару умудрился простыть?!
— Воды холодной попил из холодильника.
— Вон как… Ты при смерти или пока нет?
Ничего не попишешь, ироническая женщина… Скажешь — при смерти, примчится, чтобы застать в живых и снабдить парой напутственных слов. Или приветы начнет передавать ранее усопшим родным и близким… Скажешь — ничего страшного, значит можно встречаться.
— Пока нет, — с сожалением признался я.
— Я с улицы, из таксофона звоню, а жетончиков больше нет, — заторопилась Клепикова. — Разговор есть. В общем, после работы зайду. Принести чего-нибудь?
Чего-нибудь — это, надо полагать, шампанское с апельсинами. Потом ее потянет на секс…
Я сходил в туалет и вернулся на диван к смятой подушке. Лег, накрывшись простыней, и подумал о Кате… И душа сразу превратилась в цветущий лут под теплым весенним солнышком…
…В состоянии полуобморочной влюбленности я живу уже две недели. Любовь — медленно захлопывающийся капкан. Возможность выдернуть душу и убежать пока еще есть. Многие так и поступают. Выдергивают и живут без боли. Но без боли — вовсе не значит, что это и есть счастье. Надо рисковать и ждать до последнего, пока ржавые зубы любви не вопьются в сонную артерию. А дальше — как повезет. Правда я лично не слышал, чтобы кому-то везло. В лучшем случае в капкан попадают двое, и кровь любви медленно вытекает из обоих. Хотя, тоже мне лучший случай! Дерьмо! Наблюдать, как в тебе засыхает любовь — утомительное, скучное, бесполезное занятие…
Не только я, никто не слышал, чтобы кому-то повезло. Александр Грин умер, не дописав историю странных взаимоотношений деревенской дурочки и сына миллионера. Но и без окончания все так печально. Слова повести капают, как слезы. А оптимизм паруса из алого шелка — такая, же формальность, как налоговая декларация для новых русских… А если бы дописал… То никого бы не удивил… Грэй возвращается домой вечно пьяным, Ассоль — нечесанная в неглаженном халате, склоки, ругань…
Но… Если мы все ищем вечную любовь… Сколько уже лет?.. Не зря мне папа заезжал дневником по морде — надо было учить историю… Миллион лет, пятьдесят тысяч лет — какая разница?.. Если мы все так долго ищем, значит есть, что искать. Значит кому-то должно повезти. Почему бы не мне? Надо рисковать. Цена выигрыша необычайно высока.
Почти каждый раз я ночую у Кати. Один раз она приходила ко мне в гости… Мне лично все равно, где встречаться… Наверное, мой дом показался ей не самым уютным гнездышком на свете… Катя дала мне ключ, и под вечер с пакетом продуктов я отправляюсь в ее пустую квартиру.
Моя фамилия Кузнецов, а не Макаревич, сроду я не гонялся за кулинарными изысками. То есть, съесть-то изыск я съем с аппетитом, но чтобы самому слепить и обжарить — не особенно. А тут вдруг начал изобретать блюда — какие-то половинки картофеля, запеченные в соусе из тринадцати составляющих, или замороженные грибы, смешанные со свиными стружками и, как ни странно, с томатами — чтобы вечером покормить вернувшуюся с работы Катю. Прямо странный женский кайф — приходит муж с завода, а ты ему на стол выкатываешь тарелку лоснящегося от жира борща и свеженькие, брызгающие маслом котлетки с картофельным пюре и никакого дополнительного секса уже не нужно. Сначала Катя очень мило удивлялась. Я, говорит, привыкла перекусывать на работе бесплатно, поэтому дома не ужинаю. Но очень скоро и она стала находить удовольствие в моей стряпне… Правда она возвращается поздно, а говорят, наедаться на ночь вредно. Не знаю, не знаю, я всю жизнь плотно ужинаю и пока не умер.
Минут пятнадцать перед сном мы смотрим телевизор. Обычно Катя говорит, что устала и хочет спать, но сразу заснуть опять же не удается, потому что еще почти час мы занимаемся сексом. Офанно, что мне удается жить в таком режиме уже две недели без всякой «Виагры», но я люблю Катю, и у меня на нее встает без проблем, как в детстве. Даже когда ее нет. Я готовлю для нее ужин, и уже встает, потому что я представляю, как она будет есть и хвалить. И ей моя геперсексуальность пока тоже не в лом. Хотя для нее это, может, вовсе и не гипер… Но, в общем, я чувствую, что ей нравится. И хватает.
…Проходит время любви, и она засыпает, а у меня не получается. Всю ночь лежу, боясь лишний раз шевельнуться, и не могу уснуть. Будто рядом мина, и каждую секунду она может взорваться. Не помню, чтобы со мной такое раньше случалось… А днем у себя дома отсыпаюсь.
Однажды я сказал: «…Если бы я предложил выйти за меня замуж?» Катя сказала: «Если бы предложил, я бы подумала и согласилась». Я сказал: «Ты с ума сошла, ведь мне шестьдесят лет, я скоро умру»… А она: «Не говори глупостей».
Кто я для нее? Сексуальный гигант? Хрен. Получается, что денег у меня все-таки чуть-чуть побольше. У нее со всеми «халтурами» выходит не больше тысячи. Но она же красавица, может найти мужчину пообеспеченнее. Если вопрос в деньгах. А если не в деньгах, тогда в чем? Замкнутый круг. В последнее время я почти перестал нагревать на этот счет голову — все равно решения нет. Счастье есть, и на решение пока плевать.