Я думаю теперь вот о чем: сколько это продлится? Вдруг Кате надоест? За две недели мы ни разу не поссорились. Так не бывает. Ни одной даже самой пустяковой размолвки. Она — это я. У нас все совпадает. И даже мы вдвоем лучше, чем я один. Нельзя же быть постоянно довольным собой… Как это будет — когда мы первый раз поссоримся? Крушение поезда или пустячок? Не хочу с ней ссориться убоюсь любой размолвки. В день, когда мы первый раз поссоримся, начнет умирать любовь.
…Интересно, что ей никогда не звонят по телефону. В смысле — молодые люди, потенциальные или реальные ухажеры.
«Я же сказала, что у меня никого нет, — объяснила она в ответ на мои осторожные намеки, — а те, кто был, давно сплыли».
Две недели я пропадаю у Кати. «Беретта» с глушителем в это время занимаются скучной, бесшумной мастурбацией на антресолях по соседству с прикорнувшим узбекским ТТ.
План ограбления практически готов. План вполне примитивный, и в простоте его главное достоинство. Правда я до сих пор не могу отчетливо представить финальную стадию. Вот я поднимаюсь с набитыми сумками… С подозрительным выражением на лице навстречу выступает дородный привратник. Если он один в холле, тогда вопросов нет. А если полно народу? Стрелять в каждого? Положиться на здравый смысл мирных граждан, которые не станут бросаться с голыми руками на вооруженного бандюгу и спокойно пропустят к выходу? Но опять же сразу поднимут вой и убегать станет в сто раз сложнее. А Клепикова как раз переживает, что так почти не складывается, чтобы в холле никого не было.
…Но я почти не думаю про план и про привратника.
Пока мне хватает денег, чтобы к ужину купить продуктов и хорошего вина. Зато я думаю вот о чем… Полжизни я высиживал мысль про свои гнилые страхи и некую абсолютную свободу, которую, якобы, можно заполучить на исходе шестого десятка. И вот когда, казалось бы, окончательно высидел, повстречалась Катя. И я начал сомневаться. Ведь и сейчас, без убийств и ограблений, без Африки и пальм, купающихся в лучах заката, я нашел то, чего по случайности или некоему высочайшему расчету был лишен всю жизнь.
Точно, точно так: тот, кто следит за мировым порядком и за тем, чтобы уровень пролитой человеческой крови не превысил определенную отметку, контролировал меня вполглаза, не обременяя себя решительными мерами, пока я не обзавелся двумя стволами и не выработал окончательный план ограбления со смертоубийствами. Тут этот, не знаю кто, счел необходимым вмешаться, предприняв некие Элементарные и необременительные для себя действия, а именно выставил на моем пути танцовщицу варьете. И таким простым ходом решил и мою, и свою проблемы.
Больше не хочу никого убивать и грабить, не хочу никуда уезжать. Что я потерял в Африке, когда в Новосибирске есть Катя? Хочу жить, как живется сейчас, любить, чувствовать взаимность и умереть на Катиных руках. Она выйдет за меня замуж, и мы никогда не будем ссориться…
…Самое главное — меня снова раздирает страх! И еще какой! Боюсь остаться без Кати…
Как и предполагалось, Валентина Филипповна явилась с шампанским и апельсинами, но, кроме того, и с дешевым молдавским коньяком персонально для меня, а это означало далеко идущие планы — что она рассчитывает на секс.
…За последние две недели с Клепиковой я встречался дважды. Она заходила под вечер, но на ночь не оставалась. И хотела бы, но я делаю вид, что все мои силы отнимает подготовка к ограблению. Бухгалтерша верит, уходит, отпуская циничные шуточки, но в ее направленных на меня взглядах светятся страх и восхищение.
Мы сидим, и я угрюмо цежу мерзкое пойло. Валентина Филипповна тоже как шампанского в рот набрала. Тупая, блин, ситуация. Мне ей сказать совершенно нечего, а она-то чего молчит?
— Тебе не кажется, что в последнее время между нами что-то происходит? — наконец-то прорезалась в ней инициатива.
Ничего умнее придумать не смогла! Еще как кажется! Но я лениво пожимаю плечами и цыкаю зубом, вроде — с чего вдруг такие выводы?
— Может, ну их к черту, эти деньги?.. Что ты молчишь?.. Ты с этим ограблением вообще скоро чокнешься… Давай плюнем? Известно ведь, что не в деньгах счастье. В конце концов я и на двоих заработаю…
Да уж, перспективка разворачивается.
— Перестань, — возражаю я. — Решили, значит надо грабить… А я, действительно, того, что-то чересчур загрузился… Тут ты права. Надо встряхнуться и назначать день…
Мы отпиваем каждый из своей посуды. Я выпил уже граммов сто пятьдесят, но опьянения пока не чувствую.
— …Знаешь что, — Валентина Филипповна обводит меня испытующим взглядом. — Даже не знаю… Сначала хотела не говорить… Но уж скажу… По крайней мере так честнее… В общем, я сегодня услышала случайно… Шеф разговаривал… В общем, кажется, контора скоро переедет… Вроде бы, по аренде не договорились, не продляют договор…
— Какая контора? — не сразу сообразил я.
— Да наша же.
Я насторожился:
— Когда переезжает?
— Точно не могу сказать… Но по документам срок аренды заканчивается через две недели.
— Уже через две недели!?
— Я же говорю, точно не знаю. Может, еще продлят аренду. А может, вообще за два дня свернемся. Ну не за два дня, ну к концу следующей недели… В общем, не знаю… Может, не стоило говорить… Все бы само собой прошло…
— Сегодня что?
— Четверг.
— А деньги еще на месте?
— Пока, вроде, да.
— Вроде?
— Ну, почти наверняка. Сегодняшнюю наличку обычным образом отправили…
Я задумался. Валентина Филипповна встала, обойдя стул и вздохнув по-коровьи, навалилась на меня сзади, уткнувшись губами не то в щеку, не то в ухо…