Картонная пуля - Страница 119

119

— Мне к Капустину, в травматологическое отделение, — довольно решительно информировал я старушку в белом поварском халате, занимающую ответственный пост подле дверей.

Бабка для порядка заартачилась, но я объяснил, что обязательно должен увидеть Капустина перед операцией и внушить ему необходимую психологическую устойчивость, а без меня несчастный непременно погибнет на операционном столе. Ради такого дела в бабкином гардеробе для меня отыскался застиранный халат в дырах и тапочки. С детства не люблю тапочки, поэтому незаметно сунул их в щель между белыми тумбочками, а халат, так и быть, честно накинул.

В ординаторской травматологического отделения обитали три мужчины. Один, не по-медицински обросший длинными рыжими патлами, работал за компьютером, другой, в зеленом хирургическом колпаке, примостившись на подоконнике, со страшной скоростью выуживал вилкой из поллитровой баночки и отправлял в рот коричневые кусочки мяса и капусты. Третий, не то узбек, не то казах, прохаживался между столами, беседуя с коллегами. И никто с ходу не напоминал ни одного из тех, кто оперировал меня во сне. Узбека среди тех точно не было.

— Вам чего? — поинтересовался узбек на чистом русском языке.

— Мне нужен хирург, но я не знаю его имени. Видел один раз.

— Зачем?

— Это по личному делу. Понимаете, нужно было его увидеть.

— Ну пожалуйста, смотрите.

Рыжий за компьютером так и не поднял головы от клавиатуры и дисплея, колпак у окна посматривал на меня, не отрываясь от бигуса.

— А вообще, где все хирурги? — спросил я.

— Где-где… Кто где, кто в больнице, кто в отпуске, кто вообще уволился.

Узбек явно забавлялся. Больше мне нечего было сказать. Я извинился и сделал шаг назад, наступив на…

…Позади, поджимая отдавленную ногу, морщился скорее от неожиданности и досады, чем от боли… Апполинарич, собственной персоной. Хоть в маске, хоть без маски я узнал бы его по светлым глазам и сросшимся седым бровям.

Я посторонился. С осторожностью обойдя меня, Апполинарич вскричал:

— Тебе, Вася, надо в цирке работать. Будущее предсказывать.

В голосе Апполинарича звучала незлобная насмешка. Вася, человек с банкой, кажется, сразу врубился, о чем идет речь.

— Капустин? — коротко осведомился он.

— Ага.

— А я сразу предупреждал, что ему сторож на кладбище прогулы ставит.

— Короче глаз у тебя плохой. Больше на моих не смотри. На своих смотри.

— Глаз-алмаз, — не без гордости согласился Вася с бигусом.

— А что с Капустиным? — спросил я.

— А вы кто? — Апполинарич устремил на меня светлый взгляд. — А вы ему кто?

— Я так… Просто я его… Скажите, вы меня не узнаете?

— Честно говоря, не припомню.

Конечно, он не обязан помнить всех своих пациентов и тем более не обязан помнить всех, кто видит его во сне.

— А как ваше имя-отчество?

— Андрей Константинович.

И никаких Апполинаричей, но разве это меняет дело?

— Простите, — я сделал движение, чтобы прикрыть за собой дверь. — Я, наверное, ошибся. Слаб стал глазами. А что, вы говорите, с Капустиным?

— Умер Капустин. Удар, знаете, серьезный, скорее всего ломиком. Да и сердце уже не то…

Ну вот, не успел внушить человеку устойчивость.

…По лестнице навстречу снизу вверх двое санитаров с посиневшими от натуги лицами волокли коричневый сейф, так примерно пятидесятого года выпуска. Правильно эта штука называется железным ящиком, настоящий сейф они вдвоем не уперли бы. Рядом суетилась медработница средних лет, по виду из хозяйственного персонала. «Осторожнее, — говорит, — ребята, пальцы не прищемите»…

Я отступил в сторону, уступая дорогу.

…Один из санитаров чуть меньше месяца назад ночью во время дежурства читал «Гистологию», а потом, увидев мертвую Аделаиду, вывалился из окна.

Добравшись до площадки, они гулко ухнули сейфом о цементный пол, устраивая короткий отдых.

— Что, дедушка, помочь хочешь?

Весело балагуру… Я хотел поинтересоваться, не случалось ли ему недавно сталкиваться с живыми мертвецами. Но вряд ли он бы меня правильно понял. Не отвечая, я направился вниз. Еще и в психушку могли сдать чего доброго…

24

Я вернулся домой в десятом часу вечера и сразу наткнулся на телефонный звонок. Известно, Валентина Филипповна переволновалась.

— Ты куда пропал? — запричитала она в трубку. — Я себе места не нахожу. Может, что случилось?

— Может, случилось.

Мой холодный тон ее насторожил. Надо бы полегче. Не стоит будить спящую собаку, хотя она, может, и не собака, а так — шпиц.

— Почему ты не пришел? Может, передумал?

То ли ирония звучала, то ли сочувствие.

— Не передумал. Знаешь, сердце прихватило… Думаешь, струсил? Уже собрался, доехал почти до Орджоникидзе, и тут как долбанет! Думал, смерть моя пришла. Добрые люди помогли до поликлиники добраться, знаешь, возле «Оперного». Оттуда хотели в больницу отправить, да я отказался. Посидел там, вроде слегка отпустило.

Валентина Филипповна молчала.

— Не веришь?

— Верю. Почему не верю? Может, тебе, правда, в больницу надо? Может, что серьезное…

— Нет. Уже почти все прошло.

У нее, конечно, на языке вертелся вопрос: когда же теперь? Вместо этого она как бы мимоходом заметила:

— Может, и правильно, что ты сегодня не пошел. Начальство весь день тусовалось… Знаешь, кажется, мы, действительно, переезжаем. Наверное, на следующей неделе. Ну то есть, каждый день может оказаться последним.

Кто ее знает, скорей всего, врет, чтобы подстегнуть. Да мне и самому уже откладывать некуда.

119