Картонная пуля - Страница 17

Позади снова загавкал автомат, в метре от обочины подпрыгнули снежные фонтанчики.

Одновременно слева промчалась длинная, как железнодорожный состав, встречная фура, окутанная турбулентными завихрениями, которые писатель Гоголь в девятнадцатом веке называл разорванным в куски воздухом. Я аж подпрыгнул на воздушной подушке. Метров через шестьсот от первой машины убивала пространство еще одна такая же…

Я вышел на встречную полосу, изображая не то итальянского пилота Гастелло, совершившего первый в мире воздушный таран, не то «напудренного» бандита, возвращающегося со стрелки. Фура ужасно перепугалась, уперлась в землю передними копытами, отчего хвост стал обгонять голову, разворачиваясь поперек шоссе. Там еще оставалась узкая щель. Вильнув и зацепив снежную кромку, я попытался прошмыгнуть мимо, но, что говорить, шведы, строившие мой аппарат четверть века назад, не постеснялись снабдить его выдающимися габаритами. Задний угол фургона за полсекунды уничтожил левый бок «Вольво», превратив его в смятую промокательную бумагу. К счастью, мотор не остановился, хоть и начал плеваться.

Перегородив дорогу, грузовик стал заваливаться набок, из распахнувшейся задней дверцы посыпались на землю и запрыгали тропические плоды ананасы, похожие на гранаты Ф-1. Жалко барнаульцев — к концу зимы остались без витаминов. И меня жалко. Теперь за мной начнет охотиться еще и хозяин ананасов. Поймает, отберет движимость и недвижимость и еще заставит съесть испорченные фрукты. Или они овощи?

Не стоило слишком обольщаться насчет воздвигнутой преграды: несколько секунд я выиграл, но обочины — жесткие, отутюженные ветром, погоня пройдет по ним, как по взлетной полосе…

Дорога снова провалилась в ложбину, где в свете фар мелькнул узкий мост…

Сильно не хотелось февральской ночью посреди поля остаться без колес, но длиннорукая обезьяна Баринов не оставил выбора. Затормозив на мосту, я сдал назад, развернулся поперек и, бросив машину, побежал в сторону утопавших в снегу ив.

«Мерс» (а может, коробка совсем другой породы — я так впопыхах и не разобрал, но несомненно микроавтобус) прыгнул с косогора, как Баба Яга в ступе. Сам Шумахер в такой ситуации не успел бы затормозить или уйти в сторону. Произошел редкостной красоты фейерверк. Врезавшись передком в остатки моей «Вольво», автобус подскочил вверх, рухнул на край моста вверх колесами, сполз вниз и, коснувшись земли, взорвался всей мощью своего семидесятилитрового бака. Горячая волна усадила меня в снег, а над ложбиной в огненном облаке поплыли в небо обломки моста и жженая резина короля автострады.

Глава 9

Хальзов — лучший стоматолог Новосибирска. Впрочем, я других не знаю. Любой самый страшный зуб он убирает легким движением руки так, что все парадонтозные и кариесные в первый момент ничего не могут понять, дрожат и жалобно интересуются: когда же начнется самое страшное?

Один мой знакомый, завсегдатай театральных залов, выразился так: «Побывал на приеме у Хальзова, а как будто в Милан на премьеру в «Ла Скалу» скатался».

— Он тебе арии пел? — недопонял я.

— Зуб лечил. Но ощущения те же.

При этом я точно знаю, что завсегдатай не то что в Милане, но и вообще в Италии не был.

Пальцы у Шуры чисто плоскогубцы, во всех любительских турнирах по армрестлингу он занимает первые места, общее впечатление от него, как от сейфа — я уже говорил. И при этом над каждым пульпитом он страдает, как над родным.

Однажды забежал к нему поболтать. Он работает, порхает и со мной успевает общаться. В дверь заглядывает незнакомый мне крендель, мол, здрасьте. При виде кренделя Шура оживился, будто ему пенсию за два месяца на дом принесли.

Паренек говорит:

— Александр Николаевич, я маму привел, как договаривались.

— Маму привел!? Молодец! Отлично! Отлично!!!

Хальзов пришел в такой восторг, что я аж испугался, как бы его кондратий не хватил. Чуть вприсядку не пошел от счастья.

— Сейчас, — говорит, — закончу минут через пятнадцать и вашу уважаемую маму приму.

Я начал голову ломать, что это за тип, и кто у него мама, если Хальзов перед ними готов в пляс пуститься.

Минут через двадцать в кабинет заглядывает женщина и вежливо объясняет, что она мать Эдика.

— Какого Эдика? — удивился Хальзов.

И про Эдика, и про его мать он тут же забыл! Потом-то, ясное дело, маму принял, как полагается.

Позже я спросил:

— Что за люди?

— Не помню, хоть задушись. Лицо у парня, у Эдика этого, вроде, знакомое…

…Я явился к Хальзову в шестом часу, как договаривались. Он трудился над девушкой, а я пока присел возле стеклянного шкафа с инструментарием.

Из-за спинки стоматологического кресла виднелся белокурый локон и часть ноги в черных колготках и черном ботинке. Великий поэт Пушкин, роман в стихах которого теперь каждый день читают по телевизору то курсанты кремлевского училища, то артисты больших и малых театров, то бомжи с Павелецкого вокзала, умел по одному лишь большому пальцу левой ноги мысленно воссоздать женскую фигуру. То же самое, спустя почти два столетия, проделал и я, исходя из имеющейся фактуры. Получилась замечательная девушка. В Шуриных глазах я попытался прочесть подтверждение своих предположений, но там светилась только бесконечная забота о правильном прикусе. Несколько раз он заставлял ее жевать кусок синей кальки, и наконец нужный результат был достигнут.

Когда пациентка восстала из кресла, я понял, что любое воображение меркнет перед правдой жизни…